Моло­дой Гоголь, может быть, еще не вполне зре­ло осмыс­ли­вая все­гда вол­но­вав­шую его (как и всех нас) тему зла и его нака­за­ния, тему, дове­ден­ную до обострен­но­го пре­де­ла в этой ран­ней пове­сти (ори­ги­наль­ное назва­ние: “Страш­ная месть”), зало­жил в нее сим­во­ли­че­ски пере­осмыс­лен­ное пони­ма­ние темы пер­во­род­но­го гре­ха, гре­ха веду­ще­го к неиз­беж­ной пор­че потом­ков с одной сто­ро­ны или м.б. ана­ло­гич­ную по сути тему кар­ми­че­ско­го гре­ха.

             Для это­го он исполь­зо­вал необыч­ную и, быть может, уни­каль­ную фор­му пове­сти, где исто­рия греш­ни­ка, “како­го и не быва­ло на све­те” и его таин­ствен­но­го нака­за­ния нахо­дит свое объ­яс­не­ние в дру­гой, былин­ной по сти­лю, исто­рии бра­тьев Ива­на и Пет­ра. Эта, вто­рая, исто­рия страш­но­го гре­ха бра­та Пет­ра (“Иуды”) пред­ше­ству­ет по вре­ме­ни и явля­ет­ся при­чи­ной основ­ной исто­рии про зло­дея-кол­ду­на, но рас­ска­зы­ва­ет­ся в пове­сти лишь по окон­ча­нии пер­вой, объ­яс­няя все про­изо­шед­шее.

             В бале­те (точ­нее – “бале­те-ора­то­рии”) эти две исто­рии изла­га­ют­ся парал­лель­но: былин­ная исто­рия про бра­тьев – в ора­то­ри­аль­ных эпи­зо­дах, начи­на­ю­щих и закан­чи­ва­ю­щих каж­дый из двух актов, а исто­рия про кол­ду­на, каза­ков, Дани­лу и Кате­ри­ну – в бале­те, меж­ду ора­то­ри­аль­ны­ми эпи­зо­да­ми. Таким обра­зом, оба жан­ра и исто­рии дви­жут­ся к фина­лу, где, объ­еди­ня­ясь, разъ­яс­ня­ют друг дру­га и все нарос­шие мисти­че­ские дета­ли: кол­дов­ство зло­дея, таин­ствен­но­го всад­ни­ка, руки мерт­ве­цов из-под зем­ли и т.д.

             Но, может быть, еще в боль­шем осмыс­ле­нии нуж­да­ют­ся не акцен­ти­ро­ван­ные наро­чи­то Гого­лем, и даже, может быть, скры­тые от невни­ма­тель­но­го наблю­да­те­ля (хотя назва­ние “Страш­ная месть” и раз­вяз­ка пове­сти недву­смыс­лен­но ста­вит в центр имен­но тему мести, а сле­до­ва­тель­но – и про­ще­ния), но крайне важ­ные в фило­соф­ском и хри­сти­ан­ском плане тема про­ще­ния или непро­ще­ния гре­ха, нака­за­ния или “нена­ка­за­ния” греш­ни­ка, темы, мно­го­гран­но выра­жен­ной в сюже­те в про­ти­во­сто­я­нии Дани­лы и кол­ду­на, Кате­ри­ны и кол­ду­на, мона­ха и кол­ду­на и, конеч­но, Ива­на и Пет­ра.

             Жела­ю­щим позна­ко­мить­ся с музы­кой по пред­ла­га­е­мой тех­ни­че­ски весь­ма несо­вер­шен­ной запи­си (сде­лан­ной авто­ром дав­но еще на кас­сет­ный маг­ни­то­фон на роя­ле), сове­тую вни­ма­тель­но парал­лель­но читать опи­са­ние про­ис­хо­дя­ще­го на сцене, оно содер­жит ряд инте­рес­ных и кра­си­вых сце­ни­че­ских реше­ний, и музы­ка рас­кры­ва­ет свой эмо­ци­о­наль­ный ряд лишь во вза­и­мо­дей­ствии с содер­жа­ни­ем и вооб­ра­жа­е­мым “видео­ря­дом” (в этом плане спе­ци­аль­но при­гла­ша­ем обра­тить вни­ма­ние на сим­фо­ни­че­скую кар­ти­ну “Чуден Днепр” и ана­ло­гич­ные сце­ны, где хорео­гра­фи­че­ски­ми сред­ства­ми изоб­ра­жа­ют­ся кар­ти­ны вели­че­ствен­ной при­ро­ды). Автор с бла­го­дар­но­стью вспо­ми­на­ет рабо­ту с балет­мей­сте­ром Оль­гой Тара­со­вой, соав­то­ром либ­рет­то, дав­шей мно­же­ство кра­си­вых и пло­до­твор­ных идей, побуж­дав­ших к музы­каль­но­му вопло­ще­нию.

             Спа­си­бо за вни­ма­ние к это­му сочи­не­нию, не суди­те, пожа­луй­ста, стро­го несо­вер­шен­ства автор­ско­го демо-испол­не­ния, как рояль­но­го, так и вокаль­но­го, мне будет при­ят­но, если балет и в этом виде доста­вит вам удо­воль­ствие.