Стро­го гово­ря — для того, что­бы излить­ся (т.е. для себя). Но в любом слу­чае для тех, кому это поче­му-то инте­рес­но. В этом плане этот текст не отли­ча­ет­ся от любой дру­гой сде­лан­ной вещи. 

       Вопрос о том, насколь­ко то, что полу­чи­лось (про­из­ве­де­ние) похо­же на то, что хотел сде­лать или дума­ет о нем автор — в прин­ци­пе неод­но­зна­чен. Так же несе­рьез­но утвер­ждать, что мыс­ли авто­ра о сочи­не­нии не име­ют сход­ства или отно­ше­ния к тому, что полу­чи­лось (мне­ние: “это дела­ет­ся тво­и­ми рука­ми, но не тобой”), как и пола­гать что эти два явле­ния — пол­ное равен­ство (мне­ние: “это я, я один сде­лал!” или “Я — Бог мое­го про­из­ве­де­ния”). Исти­на, как все­гда где-то посе­ре­дине. Поэто­му я и пишу этот текст. 

        Но вот что важ­но: 

 

 этот текст сто­ит читать толь­ко после про­слу­ши­ва­ния, никак не до него!! 

 

 

       Преж­де все­го, это — серьез­ная и прин­ци­пи­аль­ная вещь, резуль­тат боль­шо­го вло­же­ния энер­гии (рабо­та око­ло 2‑х пол­ных лет) и тща­тель­ной рабо­ты. Навер­ное, ни одно дру­гое свое сочи­не­ние я не отта­чи­вал с такой тща­тель­но­стью. При­чи­ны его напи­са­ния лежат в сов­па­де­нии моих созна­тель­ных реше­ний, обсто­я­тельств жиз­ни и ирра­ци­о­наль­ных сте­че­ний обсто­я­тельств. В целом, гля­дя уже доволь­но дале­ко назад, доволь­но понят­но — я дол­жен был сде­лать эту вещь (но, как все­гда, и тут мож­но оши­бить­ся). 

 

 

       Читая где-то в 90‑е годы (когда одна часть людей в Рос­сии устре­ми­лась к новым зна­ни­ям так же само­заб­вен­но, как дру­гая часть устре­ми­лась за день­га­ми) “Круг чте­ния” Тол­сто­го, ока­зав­ший замет­ное вли­я­ние на мое раз­ви­тие, я встре­тил там эту прит­чу, дан­ную в каче­стве “недель­но­го чте­ния”, т.е. худо­же­ствен­ное про­из­ве­де­ние, дол­жен­ству­ю­щее, по замыс­лу авто­ра, худо­же­ствен­ным спо­со­бом побу­дить к вос­при­я­тию истин, дан­ных ранее в выска­зы­ва­ни­ях вели­ких. Мож­но ска­зать и так, что ниче­го более под­хо­дя­ще­го мне не попа­лось, но все же в рабо­те я силь­но увлек­ся этой сце­ной и отдал­ся ей все­це­ло.

 

 

         Да, автор сам до кон­ца не пони­ма­ет, что он дела­ет; да, вос­при­я­тие слу­ша­ю­ще­го может ока­зать­ся дру­гим, луч­шим, и более объ­ем­ным, чем то, что чув­ство­вал я; да, обыч­ное сло­во (но, конеч­но, не поэ­зия! это — дру­гое!) мно­го­крат­но бед­нее музы­ки. И все же риск­ну изло­жить имен­но сло­ва­ми, что я хотел вло­жить в это сочи­не­ние. 

       Итак, источ­ник прит­чи, по-види­мо­му, народ­ное биб­лей­ское ска­за­ние (как мини­мум, 18 века, вполне воз­мож­но, что гораз­до более ран­нее). Если про­ще, кор­ни и вре­мен­ные, а так­же лич­ност­ные видо­из­ме­не­ния источ­ни­ка обна­ру­жить я не в силах, да это и не суть важ­но. Вто­рым в этой исто­рии ока­зал­ся Тол­стой, пере­ска­зав­ший ее и неиз­беж­но напол­нив­ший ее сво­им смыс­лом и пони­ма­ни­ем, выра­зив­ший то, что он пони­мал, и что вол­но­ва­ло его в этот пери­од. 

         Потом при­шел бед­ный я, со сво­и­ми пере­жи­ва­ни­я­ми, со сво­им жиз­нен­ным опы­том, пре­об­ра­зо­вал (т.е. пере­ска­зал) ее доволь­но зна­чи­тель­но — и сде­лал то, что полу­чи­лось. Имен­но тако­ва про­стая схе­ма созда­ния любо­го про­из­ве­де­ния тако­го (син­те­ти­че­ско­го) жан­ра, т.е. некая мно­го­сту­пен­ча­тость пере­ра­бот­ки пер­вич­но­го про­из­ве­де­ния. 

      Так что же вло­жил в прит­чу Тол­стой? Конеч­но, это раз­мыш­ле­ние на ирра­ци­о­наль­ную тему: во-пер­вых — гре­ха и воз­мож­но­сти его про­ще­ния (чело­ве­ком? чело­ве­че­ством? над­че­ло­ве­че­ски­ми сущ­но­стя­ми?). Во-вто­рых, это раз­мыш­ле­ние на тему самой свет­лой сущ­но­сти из дан­ных нам — люб­ви. Про­стая схе­ма: “Любовь побеж­да­ет все, в том чис­ле и грех” — во-пер­вых, абсо­лют­но истин­на, во-вто­рых, слиш­ком про­ста для наше­го запу­тан­но­го и запу­тав­ше­го­ся мира. Может, Тол­сто­го и устра­и­вал пер­вый, про­стой вари­ант, а может, он наме­рен­но все оста­вил за кад­ром, в любом слу­чае мне пред­сто­я­ло достать из-за кад­ра всю слож­ность ситу­а­ции, посколь­ку это­го тре­бо­вал жанр дра­ма­ти­че­ской сце­ны — жанр, выбран­ный мной. 

 

 

         Ком­по­зи­тор, пишу­щий опе­ру (дра­ма­ти­че­ская кан­та­та, выне­сен­ная в под­за­го­ло­вок, озна­ча­ет в дан­ном слу­чае, что это — прак­ти­че­ски “опе­ра без дви­же­ния”, нечто вро­де гре­че­ской тра­ге­дии: пер­со­на­жи на неких воз­вы­ше­ни­ях раз­бро­са­ны и высве­че­ны посе­ре­ди оркест­ра, они то непо­движ­ны и не смот­рят друг на дру­га как ста­туи, то всту­па­ют друг с дру­гом в диа­лог), так вот, ком­по­зи­тор, пишу­щий опе­ру разыг­ры­ва­ет за акте­ров в дета­лях почти все дета­ли инто­ни­ро­ва­ния, тем­па, пауз и т.д., т.е. он сам ста­но­вит­ся акте­ром за всех (посмот­ри­те, каким акте­ром был Мусорг­ский, да и дру­гие немно­го отста­ва­ли от него!). Таким обра­зом, я дол­жен был оче­ло­ве­чить всех пер­со­на­жей, и дру­го­го выбо­ра не было или я его не хотел. 

        Я хоро­шо запом­нил фра­зу К. Рай­ки­на, с кото­рым, к сча­стью, меня све­ла в свое вре­мя судь­ба и рабо­та, от него я почув­ство­вал мно­гое в теат­ре. Он гово­рил: “Мне вооб­ще неваж­но, какой текст, важ­но, что я хочу здесь выра­зить. Я могу вооб­ще ста­вить спек­такль на текст газе­ты “Прав­да” 80‑х.”. Так вот, внешне все фра­зы пер­со­на­жей “Каю­ще­го­ся греш­ни­ка” напо­ми­на­ют текст газе­ты “Прав­да”. «Какой чело­век сту­чит­ся в две­ри рай­ские? И какие дела совер­шил чело­век этот в жиз­ни сво­ей?» — вопро­ша­ет каж­дый из тро­их жите­лей рая. Оди­на­ко­во отве­ча­ет обли­чи­тель, оди­на­ко­во пред­став­ля­ют­ся биб­лей­ские пер­со­на­жи. Но тут и начи­на­ет­ся самое инте­рес­ное! 

          Эта исто­рия разыг­ра­лась в теат­раль­ном плане таким обра­зом. Три биб­лей­ских пер­со­на­жа (Петр апо­стол, царь Давид и Иоанн Бого­слов) явля­ют­ся как бы “мас­ка­ми”, алле­го­ри­ей той или иной роли в жиз­ни или состо­я­ния души пер­со­на­жа (имен­но таким спо­со­бом оправ­ды­вал меня мой кол­ле­га — ком­по­зи­тор, сам веру­ю­щий, как и я чело­век перед ярост­ны­ми напад­ка­ми “пра­во­слав­ных фана­ти­ков”, про­сти Гос­по­ди, на засе­да­нии сою­за ком­по­зи­то­ров). Петр, хра­ни­тель клю­чей от рая — алле­го­рия дол­га, чинов­ни­ка (в хоро­шем смыс­ле это­го сло­ва) — он посту­па­ет так, как и дол­жен посту­пить. Но чинов­ник не может совер­шить чуда. Давид, алле­го­рия “гне­ва”. Как и поло­же­но царю (а царь-то он был кро­ва­вый, такие уж вре­ме­на), он еще до огла­ше­ния при­го­во­ра горит гне­вом и нена­ви­дит греш­ни­ка (кажет­ся, что не грех, по-вет­хо­за­вет­но­му) — и по сути и он прав (дру­гое дело, что, конеч­но, он дан мной здесь все-таки несколь­ко иро­нич­но и про­шу всех снис­хо­ди­тель­но отли­чать Дави­да в этом спек­так­ле от реаль­но­го царя Дави­да). Не удер­жал­ся я и от неболь­шо­го момен­та юмо­ра, в прин­ци­пе избе­га­е­мо­го в серьез­ных сочи­не­ни­ях, напри­мер, в Биб­лии (меня все­гда интри­го­ва­ло прак­ти­че­ски пол­ное отсут­ствие это­го чув­ства на ее стра­ни­цах, хотя лег­кие отблес­ки я все же могу почув­ство­вать на стра­ни­цах кни­ги Ионы и, может быть, отча­сти Иова). Когда Давид начи­на­ет отве­чать греш­ни­ку, он так увле­ка­ет­ся кра­со­той псал­мо­пев­че­ской фра­зы, что забы­ва­ет, о чем его спро­си­ли, в кон­це — вспо­ми­на­ет, не теряя цар­ско­го досто­ин­ства. 

          Греш­ник же здесь — един­ствен­ный чело­век (все еще), и ведет себя по-чело­ве­че­ски: и в хоро­шем, и в пло­хом смыс­ле это­го сло­ва, соот­вет­ствен­но нашей про­кля­той двой­ствен­ной при­ро­де. С одной сто­ро­ны — он все вре­мя хит­рит, пыта­ясь нащу­пать какие-то сла­бые сто­ро­ны про­ти­во­сто­я­щих пер­со­на­жей: Пет­ру он сооб­ща­ет о его гре­хах, Дави­ду — о его. Но, как это быва­ет со все­ми нами, он сам не улав­ли­ва­ет, где хит­рость пере­хо­дит в искрен­ность — он на самом деле пере­жи­ва­ет и за пре­дан­но­го Хри­ста, и за уби­то­го Урию. При этом он все же вспо­ми­на­ет, что так­же посту­пал и он, но к сво­им гре­хам он отно­сит­ся лег­че. А раз­ве не так посту­па­ем все мы?! Если рас­суж­дать в чело­ве­че­ском плане, может быть имен­но за его наив­ную искрен­ность, а может, за упор­ство сту­ка в кон­це кон­цов и пус­ка­ют. 

         Хотя по сюже­ту его в пус­ка­ет в цар­ство небес­ное “Любовь” — т.е. Иоанн Бого­слов, т.е. Бог (но ведь так­же, раз­мыш­ляя, мож­но себе пред­ста­вить и что “впуск” греш­ни­ка состо­ял­ся и после “сове­ща­ния” выше­упо­мя­ну­тых или дру­гих ирра­ци­о­наль­ных сущ­но­стей!). Когда греш­ник, сидя­щий в изне­мо­же­нии после жесто­кой стыч­ки с Дави­дом (он толь­ко что отве­тил послед­не­му по пол­ной про­грам­ме — отве­тил, что по-чело­ве­че­ски вполне понят­но, нена­ви­стью на нена­висть Дави­да) и ситу­а­ция кажет­ся безыс­ход­ной, греш­ник все же сно­ва нахо­дит в себе силы сту­чать­ся в две­ри рай­ские — и ему отве­ча­ет голос Иоан­на. Когда Иоанн спра­ши­ва­ет про дела чело­ве­ка — он уже чуть не пла­чет, уж он-то зна­ет, что “мир лежит во зле” и ниче­го хоро­ше­го Обли­чи­тель не рас­ска­жет. Но ситу­а­ция нака­ли­лась до того, что уже и обли­чи­тель чуть не пла­чет. И вот тут упор­ный, “сби­ва­ю­щий сме­та­ну” греш­ник пони­ма­ет — при­шел его час. Надеж­да, одна из глав­ных доб­ро­де­те­лей появ­ля­ет­ся в его голо­се (а поче­му же тогда Иоанн Дамас­кин у А. Тол­сто­го сооб­ща­ет, что он идет в послед­ний путь “без стра­ха и надеж­ды”?? — это меня все­гда мучи­ло и, кажет­ся, я понял это, но это — для отдель­ной ста­тьи). И вот здесь-то и начи­на­ет (наде­юсь, что в музы­ке) свер­шать­ся чудо. Музы­ка начи­на­ет­ся как бы сна­ча­ла (в пер­вом оркест­ро­вом номе­ре я доба­вил кар­ти­ну зем­ной жиз­ни греш­ни­ка. Жизнь эта была вполне без­ра­дост­ной и тяже­лой — как у каж­до­го из нас, всю жизнь он, как Сизиф, катил свой камень в гору — и каж­дый раз он у него сры­вал­ся. Раз­ные состо­я­ния про­хо­дил он, но когда во вре­мя послед­не­го тита­ни­че­ско­го уси­лия он вне­зап­но уви­дел забрез­жив­ший свет — вышла душа. О чем и рас­ска­за­но в после­ду­ю­щей прит­че). Взвол­но­ван­ная ария греш­ни­ка при­во­дит к послед­ней фра­за: “Или отре­кись от того, что ска­зал ты сам, или полю­би меня и впу­сти в цар­ство небес­ное”. После­ду­ю­щая фан­тас­ма­го­рия (т.е. жизнь, про­но­ся­ща­я­ся перед смер­тью перед гла­за­ми), к сло­ву ска­зать, едва не сто­и­ла мне инфарк­та во вре­мя напи­са­ния. Но здесь у нас — хеп­пи энд. Кста­ти, кто-то меня уго­ва­ри­вал убрать послед­нюю фра­зу Иоан­на, но я не стал делать это­го. 

 

 И вот что важ­но — все это я, види­мо, понял ПОСЛЕ напи­са­ния сочи­не­ния. 

 

        Имен­но тогда, чуть рань­ше, ко мне при­шло осо­зна­ние поня­тия “мерцание”.Это, в общем, каса­ет­ся все­го чело­ве­че­ско­го, преж­де все­го — ощу­ще­ния исти­ны. Она в нашем мире ситу­а­тив­на, неуло­ви­ма — то этим боком к тебе повер­нет­ся, то дру­гим. В общем она — есть, и неиз­мен­на, но для нас она пере­мен­чи­ва. Один ска­зал, что маши­на синяя, а дру­гой — зеле­ная. При одной тем­пе­ра­ту­ре мне то холод­но, то теп­ло. То надо соби­рать кам­ни, то раз­бра­сы­вать. И т.д. 

       А какое это име­ет отно­ше­ние к музы­ке? Самое пря­мое. Я понял, что мне не близ­ки любые посто­ян­ные струк­ту­ры. Они есть про­яв­ле­ние нежи­во­го, лени, даже тупо­сти. Т.е писать все вре­мя на 2/4, или в одной тональ­но­сти, или все вре­мя без тональ­но­сти, или в фор­ме с репри­зой… Все это — нежи­вое, при­ми­тив­ное, про­ис­хо­дит от лени ума. Посмот­ри­те на при­ро­ду: где там есть точ­ный квад­рат или тре­уголь­ник? Где в жиз­ни вы встре­ча­ли точ­ное повто­ре­ние? 

       Отсю­да — появив­ший­ся сам собой новый для меня стиль. Он есте­ствен­ным обра­зом вклю­чил в себя: “мер­ца­ние” рит­ма (отсут­ствие повтор­но­сти в раз­ме­рах, дроб­ные доли, но это не зна­чит, что нет мест с мер­ным рит­мом, это свой­ство так­же “мер­ца­ет”), “мер­ца­ние” тональ­но­стей (но это не зна­чит, что нет совер­шен­но одно­то­наль­ных или прак­ти­че­ски ато­наль­ных мест), “мер­ца­ние” фор­мы (почти пол­ное отсут­ствие повтор­но­сти — при­мер­но как у Ваг­не­ра, с той же, но, конеч­но, гораз­до менее после­до­ва­тель­ной лейт­мо­тив­но­стью), “мер­ца­ние” сти­лей, нако­нец (появ­ле­ние мест типа Чай­ков­ско­го, Брам­са или Вебер­на совер­шен­но меня не сму­ща­ло и не тре­бо­ва­ло заме­ны, если ока­зы­ва­лось вер­ным в рам­ках постав­лен­ной зада­чи). 

    Не отри­цая доста­точ­ной труд­но­сти постав­лен­ных в резуль­та­те испол­ни­тель­ских задач, я в то же вре­мя могу кон­ста­ти­ро­вать, что предъ­яв­лен­ные мне обви­не­ния в неис­пол­ни­мо­сти пар­тий во пер­вых, неори­ги­наль­ны, пото­му что то же самое выслу­ша­ли в свое вре­мя и Бах, и Бет­хо­вен, и Лист и даже бед­ный без­обид­ный Петр Ильич со сво­им Пер­вым фор­те­пи­ан­ным кон­цер­том — а потом все это спо­кой­но игра­ли все (прав­да, так же пло­хо как и про­стей­шие их сочи­не­ния). А во-вто­рых, пото­му что мои вока­ли­сты уже спе­ли все с диа­па­зо­на­ми, тес­си­ту­ра­ми и рит­ма­ми с 3 репе­ти­ций. За что им огром­ное спа­си­бо! 

 

 И спа­си­бо Вам, что вы про­чи­та­ли мои мыс­ли по пово­ду это­го, важ­но­го для меня, сочи­не­ния.