Комментарий исполнителя (АА)
В произведениях Баха, быть может, ярче всего проявляется тот принцип отношения к исполнению великой музыки, который сформировался у меня в течение жизни и который правильнее всего назвать условно “смысловой аутентизм”, хотя кому нравится можно также (для простоты) “новый аутентизм” или (рискуя!) “истинный аутентизм”.
Суть его заключена в простом и очевидном, как мне кажется, положении: из данной великой музыки должна быть извлечена ВСЯ ее выразительность. Формально это ограничивается лишь текстовыми указаниями автора (они, конечно, абсолютны), на самом деле великие авторы никогда не ограничивают эту выразительность, а, наоборот, стремятся к ней (!) — вся и любая такая великая музыка неопровержимо расскажет вам об этом (также вы это услышите и в высказываниях великих).
Великий принцип свободы (“все, что не запрещено, то разрешено” или иначе: “я охотно и свободно подчиняюсь великим божественным смыслам, а не законам установленным какими-то неизвестными людьми”) диктует нам каждое отдельное решение и все в целом. Результат проверяется очень просто: великая музыка не должна и не может быть скучной (“по делам их судите их”).
Идея о том, что все должно звучать так, как звучало во время написания музыки отчасти верна, но лишь в небольшой мере. “Музейная идея” играть все на инструментах эпохи написания вполне хороша в небольших (именно музейных) пределах, но недостаточно верна для жизни. Просто вспомните эпизод, когда Бах опробовал молоточковые фортепиано Зильбермана (“это мне не годится”, а потом, услышав более совершенный инструмент, сказал: “это мне уже подходит”) и вы поймете, что он вполне мог бы воспользоваться и современным фортепиано, и синтезатором, и симфоническим оркестром. Старший товарищ моей юности Михаил Коллонтай (мысли которого я часто вспоминаю и сейчас — он тогда, в возрасте лет 18ти сыграл на концерте вживую два тома ХТК (!!), этим уже все сказано) говорил: “Вот говорят, для чего написан ХТК: для клавесина или оркестра или абстрактно? — а он написан для современного рояля!”. Конечно же, эта та самая шутка, в которой есть доля правды: на самом деле в разных местах этой музыки мы легко расслышим и первое, и второе, и третье, но здесь важно главное, что передает эта мысль — лишь ограниченный человек может подчиниться правилам, услышанным где-то, не пропущенным критически через себя! Или иначе: просто откройте свою душу и уши — и вы сразу услышите в этом великом и бессмертном сочинении все перечисленное и больше того!
В данном исполнении я вполне реализовал это свое восприятие музыки. Первая часть следует изгибам музыкальной мысли, создавая разнообразные образы и выпуклую форму. Я свободно и гибко играю темпом (широко изгибаясь вокруг неизменного центрального, строя рельефную форму — созданную Бахом, а вовсе не мною (!), я в данной ипостаси зовусь именно “исполнитель”), темп, звук и характер при этом совсем не стремительный, а, напротив, “барочно-увесистый”, что (почти уверен в этом) здесь, как и во многих других сочинениях Баха гораздо более правильно и уместно (правильно в рамках понимания барочной сущности, хорошо отличая ее от соседнего ро-ко-ко, которое также время от времени охотно применял Бах). Важнейшая часть этой музыки — каденция носит именно “каденционный”, импровизационный характер: конечно же, это легко следует именно из самой музыки. Тот, кто хорошо понимает способ записи Баха (тогда не существовало еще термина rubato, что, конечно же не значит, что самого рубато еще не было!), легко увидит в импровизационных эпизодах (см. например, аналогичные примеры: Хроматическая фантазия, вторая половина Прелюдии c‑moll из первого тома ХТК и т.д.), попытку записать рубато через изменение длительностей.
Вторая часть, обозначенная Бахом как Affettuoso, должна эмоционально находиться на столь высоком энергетическом уровне напряженности (и эмоционального разнообразия!), чтобы выполнить все те взлеты и падения эмоций, заложенные в мелодических линиях и гармонических поворотах. Она (в исполнении) должна быть адекватна великому Баху, и никак не меньше (!).
Ну а третья часть, финал — настоящее веселое, энергичное, увлеченное музицирование: Allegro (весело!), одним словом (но заметьте, не Presto! — на мой взгляд, надо удерживать себя от этого искушения, не забывайте, что Бах ставил в нужных местах и это обозначение). И это музыка невероятной барочной энергии, но совсем не легковесная, заметьте (!) — на мой взгляд, дух барокко надо правильно понимать: где вы видели легкие воздушные барочные храмы (??).
Подводя итог, скажу: воистину “все жанры хороши, кроме скучного” )). Если мое исполнение хоть сколько продвинулось в этом направлении, тогда время и силы были затрачены не зря.